29 марта 2024  05:34 Добро пожаловать к нам на сайт!
Поиск по сайту

Московский и Константинопольский патриархаты – сферы влияний


Дочки-Матери, или Из варяг в греки и обратно. Матерь-Церковь и ее русская дочь никак не выяснят отношения   16-10-2006


Ситуация, когда клирики переходят из одной православной юрисдикции в другую, довольно обычное дело для современного мира. Сложно организованная система юрисдикций и Церквей задает нередко трудные задачки канонистам. Когда дело осложняется к тому же еще большой политикой – еще сложнее. Недавний случай с подмосковным протоиереем Георгием Ашковым, перешедшим в Париже в Константинопольский патриархат, – не только показатель невысокой котировки акций РПЦ МП в среде зарубежных православных. Он – показатель того, что старые концепции отношений между Константинополем и Москвой, основанные на status quo советского времени, уже не работают. Они нуждаются в переопределении.

Известно, насколько трудно проходило в XVI в. получение автокефалии Русской Церковью. Большая политика, фактический арест Патриарха, долгий период фактически незаконной и неканонической автокефалии… Все это создало для Русской Церкви весьма неудобный исторический шлейф в отношениях с Матерью-Церковью. В дальнейшем Константинополь, с одной стороны, все более этнизировался, занимался вопросами греческих православных, а с другой, находился de facto в положении имперской Церкви в Великой Порте. Турецкие власти видели во Вселенском Патриархе не только этнарха, но и существенный гарант благополучия в Европе.

В отношениях с Римом Константинополь до начала ХХ в. всегда занимал консервативную нишу – требовал перекрещивать католиков, даже наводил контакты с антикатолическими протестантскими полемистами (а Патриарх Кирилл Лукарис так дружил с реформатами, что даже сам уклонился в кальвинизм). Русская Церковь, первоначально (и вплоть до второй половины XVI в.) старавшаяся выступать согласованно с "фанариотами" (Константинополем) в догматике и благочестии, в XVII, а особенно в XVIII-XIX вв., в силу западного крена синодального церковного руководства, поменяла ориентиры. Все чаще прозападные русские синодальные иерархи выступали адвокатами католиков, что определяло их сравнительно большую близость. Можно говорить, что богословская близость синодальной Греко-Российской и Римско-Католической Церквей была как никогда сильной, а сами русские иерархи даже стали поговаривать о том, что "перегородки не доходят до неба", имея в виду догматико-канонические разногласия между Греко-Российской и Римско-Католической Церквами.

Однако серьезные проблемы начались с падением Турции как великой восточной империи и началом независимого плавания Константинополя по церковным водам. Надежды на помощь Запада (к которому естественным образом примкнули "фанариоты") в отвоевании греческих земель у кемалистов окончились для греков крахом, но выразились в беспрецедентном догматическом шатании Константинополя, начавшего с привычки уклоняться то в сторону церковного модернизаторства и экуменических проектов, то в сторону этноцентризма (т.н. филетизма). В этих процессах участвовали различные силы тогдашней Европы, включая сильное и влиятельное тогда движение масонства, что обеспечило Константинополю некоторый нежелательный ореол в глазах многих православных.

После Второй мировой войны Вселенский патриархат вместе со всей Грецией попал в сферу влияния Запада и, прежде всего, Соединенных Штатов. С другой стороны, в России началась церковная смута, повергшая всю ситуацию в еще больший беспорядок.

Парадоксальным образом разгром Церкви в России оказался после войны шансом для Константинополя перехватить штандарт и исправить свой имидж "первого по чести". Напомним, что именно Константинополь, вольно или невольно, уже поучаствовал в создании в России "альтернативной" православной иерархии: в 1846 г. иерарх Вселенского патриархата возглавил русских староверов-поповцев. Катастрофа 1917 г. обернулась новым шансом укрепить юрисдикцию "стамбульского папы".

В отношении православных в СССР константинопольское священноначалие сперва сделало неверную ставку на поддержку идейно-близкого и тоже сервильного по отношению к властям (позднее это назовут "сергианством") живоцерковного движения. Войдя с ними в общение, Константинополь попал в щекотливое положение. И хотя впоследствии он переключился (вслед за руководством СССР) на группу митрополита Сергия (Страгородского), некое напряжение осталось. В ходе послереволюционных процессов перемещения православной диаспоры, у Вселенского патриархата появился шанс помочь русским еще раз: возник Русский экзархат (т.н. евлогиане, по имени митрополита Евлогия (Георгиевского)) в Западной Европе, который к настоящему времени превратился в одну из фактически "альтернативных" РПЦ МП юрисдикций, имеющей неплохие перспективы на фоне распадающейся РПЦЗ.

В последующие годы именно Константинополь был главным контрпартнером Римско-Католической Церкви в ее борьбе против протестантского экуменизма. Греки из Константинополя участвовали в Женевском движении с самого начала, т.к. им нужны были защитники от произвола турок, но Ватикан от участия во Всемирном Совете Церквей (ВСЦ) уклонился. Вместе с католиками Вселенский патриархат сформулировал идею "свидетельства о вере" через экуменическое движение, и именно благодаря этой идее "мировое православие" смогло оправдать свое участие в ВСЦ.

Разумеется, католицизм просто не мог принять протестантских условий игры. Куда больше католическую Церковь интересовало развитие отношений с православными. РПЦ МП тогда не имела свободы и действовала "под колпаком" органов разведки и госбезопасности. Главным партнером Ватикана на протяжении 40 лет оставался именно Константинополь. Патриархи встречались с Папами (это делали и Афинагор, и Димитрий, и Варфоломей, который даже окончил униатский колледж в Риме).

Совершенно неудивительно, что в работе нынешней комиссии по православно-католическому диалогу Константинопольский патриархат имеет куда более веса, чем РПЦ МП. И именно он будет определять будущее православно-католических отношений. Не секрет, что, борясь с "католическим прозелитизмом", выдуманным миссионерами из РПЦ МП, московские церковные начальники сами определили свой статус в смешанной комиссии. И в этом смысле возмущение епископа Илариона (Алфеева) – явно преувеличенное и неоправданное.

В новой ситуации конфликта Константинопольского патриархата и РПЦ МП можно прогнозировать постепенное усиление первого при постепенном избавлении его от наиболее радикальных форм модернизма. Если Константинополь сможет исправить свой модернистский имидж в глазах традиционно консервативного православного большинства и обернется лицом к русским православным, то это может стать началом нового интеграционного процесса вокруг некогда забытой Матери-Церкви.

 

Игнатий Алексеев,

Свернуть